Наверное, у каждого журналиста своя история, как он связал свою судьбу с непростой профессией. Считаю, мне повезло, что как газетчик состоялся в «Приуралье». Еще школьником почувствовал, какое это непередаваемое чувство – видеть впервые свою фамилию в солидном массовом издании. Затем, будучи студентом КазГУ, проходил в областной газете производственную практику и в 1974 году по распределению зачислен корреспондентом.  И почти на тридцать лет «Приуралье» стало для меня, как это банально ни звучит, смыслом жизни и вторым домом. Сейчас только ветераны знают, что такое круговерть ежедневной большой газеты. Назвать это кухней – слишком приземлённо. Хотя творческие страсти «кипели» в редакции нешуточные. Разных по характеру сотрудников объединяло одно: сделать газету интересной, ведь она была действительно массовой и оказывала огромное влияние на людей. Может быть, потому, что коллектив «цементировали» участники Великой Отечественной войны: редактор Я.И. Велижанский, его заместители М.Я. Грудкин и Н.Г. Чесноков, ответственный секретарь А.Н. Попов. Что поражало в них, так это личная скромность, высокая ответственность и какая-то подкупающая  душевная отзывчивость, иногда за внешней грубоватостью. Поэтому нам, молодым и начинающим, было с кого брать пример. Тогда не возбранялись коллективные посиделки по знаменательным датам и событиям, и старшие товарищи порой открывались с неожиданной стороны. Борис Борисович Пышкин, например, мог бесконечно долго наизусть «читать» Шолохова. Причем делал это мастерски, «в лицах». Слушать его было одно удовольствие. Звучали рассказы о редакционных курьезах, не было только хвастовства, а если кто и пытался подать себя в превосходных тонах, того прерывали жесткой иронией. И обязательно дружно пели «Трое суток шагать», «От Москвы до Бреста». Объединяло это, сплачивало, крепило ниточку, связывающую разные поколения.  Лидерство Якова Ивановича, не только штатное, признавали все. Приехал он в Уральск из «Казахстанской правды» с должности заведующего сельхозотделом, «задержавшись» редактором в Актюбинске. Сам талантливый журналист – его замечательные очерки появлялись в республиканской газете – он чутко относился к творчеству своих подопечных. Не терпел лишь халтуры и штампов. Ценил инициативу. Но здесь приходилось быть настоящим виртуозом. Газета была органом обкома партии, который держал свое СМИ в ежовых рукавицах. В отделе пропаганды и агитации читали «Приуралье» от корки до корки. «Втыки» следовали уже за безобидные опечатки. А уж если усматривали какие-то отступления от «генеральной линии» или случавшиеся ляпы, то вызов на ковер был обеспечен. Помню, как-то после такой проработки в обкоме мы помогали выносить нашего редактора из его кабинета в «скорую» с сердечным приступом.  И он никого не сдавал, то есть сам держал удар. Не всегда, значит, помогала фронтовая закалка. А ведь он прошел мясорубку Великой Отечественной. Кстати, только однажды Яков Иванович вспомнил войну в очерке в «Приуралье», рассказав о своих однополчанах.  Михаил Яковлевич Грудкин, меткий на слово и все замечающий, в отличие от Велижанского, обладал взрывным характером. Мог накричать, но тут же остывал и, как правило, сдабривал обидные слова шуткой. Никто на него не обижался за горячность, она была по делу, тем более зла замредактора никогда ни на кого не держал. А вообще был контактным, искренним человеком, и в коллективе к нему относились с уважением.  Приходилось с Грудкиным общаться не только в газете. Помню, он возглавлял редакционную бригаду по заготовке кормов в Каменском районе. Была тогда обязаловка для горожан: косить траву, резать ветки для поддержки животноводства. Так вот, Михаил Яковлевич, несмотря на возраст, первый брался за самую тяжелую работу. И все с шутками-прибаутками, как и положено душе компании. Настоящий старший товарищ, почитаемый коллега.  Всегда галантный, тактичный, общительный Николай Григорьевич Чесноков, тем не менее, держал себя несколько особняком, словно берег себя от непрошенного вторжения во внутренний мир. Это уже позже выяснилось, что он в то время напряженно работал над знаменитыми историческими исследованиями. Он понимал, что придет время, и его труды станут востребованными. К счастью, Николай Григорьевич увидел их напечатанными.  К Чеснокову можно было запросто зайти и поделиться сокровенным, рассчитывая на его участие и зная – разговор не выйдет за пределы его кабинета. Но к «благостным» людям не относился. По принципиальным вопросам занимал жесткую позицию и излагал ее прямо. Особенно когда дело касалось защиты коллег от нападок, всякого рода сплетен и слухов. А как и во всяком творческом коллективе, их хватало. Николай Григорьевич ценил порядочность и ответственность, потому что в нем самом эти качества характера доминировали. И все, кто его знал, отмечали чувство юмора.  Возглавлял самый «горячий» отдел редакции, как выражались, – секретариат – Анатолий Николаевич Попов. Вот уж кто не страдал от недостатка внимания сотрудников, иногда назойливого и надоедливого. Дело в том, что ответственный секретарь имел право редактировать тексты, заголовки, если они не стыковались на полосе, а главное, ставил их в макет согласно заявке. Каждому непременно хотелось попасть  «в номер», и в кабинете Попова всегда можно было застать того или иного коллегу с горящими надеждой глазами и убеждающего: именно без его материала газете никак не обойтись.  Ответсек не раздражался, даже участвовал в разговоре, но спокойно делал свое дело. Также добродушно, без тени злорадства говорил «нет». И все знали: это окончательно. Еще раз хочется подчеркнуть, что у фронтовиков был сильный характер и высокая мерка ответственности. В секретариате работа не стихала допоздна, по телетайпу в последний момент могло прийти срочное сообщение, и готовую газетную полосу «ломали». При той полиграфической технологии процесс занимал немалое время. Словом, ненормированный рабочий день.  Поначалу я, как и многие новички, воспринимал Анатолия Николаевича как «технаря», то есть нетворческого человека. Пока не увидел его домашнюю библиотеку и не узнал поближе. Начитанный, культурный, нутром чувствующий заморочки и изюминки, был по-настоящему матерым газетчиком.  С особой теплотой и признательностью вспоминаю Юрия Николаевича Ершова. Именно на его стол ложились мои школьные опусы, с которым потом я поехал поступать на факультет журналистики. Мой первый наставник тоже закончил этот университет и, может быть, поэтому относился к первым неуверенным шагам салаги с пониманием и поддержкой. Он уже тогда слыл известным журналистом, пробивным и талантливым. Достаточно сказать, что его очерк «Друг мой, Колька» опубликовала «Комсомольская правда». Для корреспондента областной газеты – большое достижение и высшая оценка профессионализма.  Юрий Николаевич первым обратился к жанру документального детектива, опубликовав серию материалов под названием «Тайны озера Анискино». Ему удавались также очерки о людях, репортажи, критические материалы. Читатель его хорошо знал и любил, искал фамилию Ершов, открывая газету.  С присущим ему юмором рассказывал случившуюся с ним историю, ставшую достоянием всей редакции и превратившуюся чуть ли не в легенду. Шутки шутками, однако, дойди она до обкома партии, Ершову было бы несдобровать. А вышло следующее.  Любая сельскохозяйственная кампания освещалась в газете широко. Задействовали практически всех сотрудников. Не был исключением и Юрий Николаевич. Отправили его как-то в южный район на сенокос. Он объездил несколько хозяйств, собрал богатый материал, а когда вернулся, приуныл: потерял блокнот с записями. Можно связаться по телефону с районом, да на это целый день уйдет, и неудобно как-то, а материал должен идти в номер. Другой бы растерялся и поднял белый флаг, но не таков был Ершов. Он сел и написал живой и большой репортаж. Благо помнил, в каких совхозах побывал. А фамилии? Что ж, пришлось собеседников выдумывать. Материал вышел вовремя, но автор не находил себе места, ждал расплаты. На другой день не вытерпел и дозвонился до района. «Как вам материал?» «Читали, спасибо, очень хорошо, только вот фамилии механизаторов непонятные. А так – нормально». «Извините уж, перепутал записи…» На том и закончилось. Все же урок Юрий Николаевич извлек. По крайней мере, подобное с ним не повторялось. Не случалось и с теми, кто был в курсе этой «трагикомедии».  Сельхозотдел, где я работал, возглавлял Борис Филимонович Кузнецов, хорошо знавший русский язык (ему хорошо удавались эпиграммы, владел он сатирическим жанром, публикуясь в республиканском журнале «Шмель», был также внештатным корреспондентом союзной газеты «Сельская жизнь») и очень щепетильно относившийся к его искажениям. Это был настоящий заведующий, требовательный и демократичный, любивший острую шутку.  Рядом находился стол Гумера Фатыховича Хуснутдинова. Он прославился своими критическими материалами и особенно фельетонами – хлесткими, образными, как и положено популярному тогда жанру. Тут стоит подчеркнуть, что все критические материалы в областных газетах отправлялись для принятия мер на места и в соответствующие органы. Под контроль их брал обком партии и следил за действенностью. Горе было тому, кто «не замечал» критики, не принимал мер и не отвечал газете. Таким делали внушение на периодических бюро обкома. Хотя внушения слишком мягко сказано. Руководителя, помимо партийного взыскания, могли и уволить.  Неудивительно, что служебные визиты известного фельетониста принимались настороженно, а то и с опаской, как-то мы встретились в аэропорту, он должен был лететь в Жаныбек (тогда отдаленные районы обслуживались авиацией), но билетов не было – лето. «Что ж, полечу к соседям, в Казталовку», – решил Хуснутдинов. Потом рассказывал. В Казталовке явился в райком партии, мол, так получилось, придется в вашем районе работать. Тогда там в течение двадцати минут нашли машину и отравили его по месту назначения в Жаныбек, от греха подальше.  К сожалению, критику, особенно острую, не очень жаловали и в обкоме партии, хотя формально поощряли. И Гумера Фатыховича «укоротили» своеобразно. Пригласили в обком и начали сватать на должность. Он уже почти отбился, но вызвал первый секретарь. Разговор был короткий: «Ты нам нужен здесь! Все, иди!» Не знаю, чем занимался Хуснутдинов в обкоме, но его публикации в «Приуралье» сошли на нет. Такое было время… В своих заметках я упомянул наиболее ярких газетчиков, повлиявших на мое становление в журналистике, хотя нужно назвать и других, не менее талантливых коллег, которые вкупе составляли то, что можно смело назвать школой «Приуралья» в 70-80-х годах: Эрика Сейсеновича Калиева, Александра Исаковича Мамыша, Бориса Николаевича Истомина, Нарзиту Яковлевну Гофман, Антона Антоновича Доша, Бориса Алексеевича Белугина, Валерия Петровича Русакова, Алексея Ивановича Горбунова и других. И прошедшие эту школу не затерялись потом в газетном мире. Но это уже другая история… Сергей КУЛЬПИН, главный редактор «Приуралья»

 в 1990-2003 гг.